Вернуться в начало раздела «Почитать»
ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЙ
(Сборник впечатлений, встреч и улыбок)
Первое предисловие: Города, где я бывал
Я с детства любил географию. С широко распахнутыми глазами, восторженно слушал рассказы учителя о дремучих африканских джунглях, в которых затаились племена чернокожих пигмеев, о рождающихся прямо на глазах островах в океане, о мудро спланированных, архитектурно завершенных термитных городах в Австралии, о горячих гейзерах, пронзающих Камчатку…
Вместе с героями Жюля Верна я облетал Землю на воздушном шаре, а потом, ночами, в своих фантазиях, ставил себя на их место и проделывал это путешествие заново, в десятый и в сотый раз…
Герой одного из моих репортажей — сельский паренек — взбирается на старую вишню и следит за пробегающими вдали поездами, мечтая о путешествиях. Так и я когда-то, взобравшись на дерево Детства, торопил время, чтобы можно было поскорей помчаться в дальние края и страны. В детстве время тянется медленно — я его подгонял, подгонял… Теперь оно мчится, все убыстряя скорость; и я, уже взрослый, понимаю, что его не затормозить, потому спешу, спешу побольше успеть и увидеть.
Любовь к путешествиям вырвала меня из уютного кабинета, посадила за руль машины и заставила колесить по дорогам разных стран. Я побывал во многих городах, ближних и дальних, столичных и провинциальных. Каждый город имеет свое лицо, свой темперамент, и зависит это от людей, его населяющих. Коллективный характер города — это сумма характеров горожан. Лицо города — это мозаика из лиц его жителей. Город кажется чужим, пока там не появляются друзья. Вспоминая город, я вспоминаю лица друзей .Чем больше дружеских лиц, тем ближе и роднее город.
Я расскажу вам о городах, где я бывал. Я познакомлю вас с жителями этих городов, и, если они вам придутся по душе, вы тоже полюбите их, и каждый город из абстрактной географической единицы превратится в конкретное приветливое лицо и сразу станет знакомым, станет близким, станет своим.
Моя «Лада» — самая вместительная машина в мире. Я вас всех приглашаю: открывайте дверцу-обложку — и поехали…
Второе предисловие: Двадцать лет спустя.
Первое предисловие было написано к первому изданию этого сборника, лет двадцать тому назад. Книга вышла стотысячным тиражом и была быстро раскуплена. Я получал много писем от читателей, и от тех, кто прочитал книгу, и от тех, кто спрашивал, где её можно купить. Получаю до сих пор. Поэтому и решил переиздать этот сборник, но уже в расширенном и дополненном варианте: ведь за эти годы я продолжал много ездить по уже знакомым и ещё незнакомым странам. Поэтому после каждой главы я буду рассказывать вам о своих новых впечатлениях и поведаю о том, что стало с моими героями, как они вошли в новый, двадцать первый век, пугающий и безгранично интересный.
И назову я все эти новые истории: «Двадцать лет спустя»
Глава первая: НАПЕРЕГОНКИ С РЫЖИКОМ
Мы едем в Германию: я, жена Майя и дочка Маша. У въезда в Брест нас остановил какой-то паренек:
— Подвези!.. Во Дворец бракосочетания!.. Скорей!.. Опаздываю!
— Расписываться?
— Нет, забрать заявление!
Я спешил в таможню, я не мог его подвезти. Меня до сих пор мучает совесть: наверное, ему все-таки пришлось жениться.
Слева от дороги промелькнул пруд, над ним кружилось огромное количество чаек-рыболовов. На берегу стоял автобус с тремя красными звездочками на борту. Моя дочь в детстве была уверена, что звезды на автобусе означают количество сбитых пешеходов.
Заполненная декларация, таможенные формальности — и мы пересекаем границу с Польшей.
Первая улыбка: «Деревня под названием «Кукурики»».
Появилось много велосипедистов и велосипедисток. Ездят в любом возрасте и в любом весе. Впереди оказалась дама таких габаритов, что не обгонишь: дорога перекрыта.
Навстречу грустная лошадь везла побитый «Фиат». Грустный владелец грустно выглядывал из кабины.
Дорогу перебежал рыжий пес. Я привстал от удивления: «Опять!» Я на трассе шел с максимальной скоростью, а этот Рыжик, как бы издеваясь над техникой, уже дважды перебегал мне дорогу — под Ровно и под Ковелем. Как он умудрялся обгонять машину?! Почему его не штрафовали за превышение скорости?.. Наверное, у него есть связи в ГАИ…
Когда проезжаешь большие и маленькие польские города, обращаешь внимание на количество цветов. Цветочные магазины, киоски, продавщицы с букетами и букетиками. Хлеб и молоко продаются с семи часов утра, а цветы — с половины седьмого. Когда-то в одном из юмористических рассказов я изобразил идиллическую картинку — как мужчины по утрам, перед работой, стоят в очереди за цветами, а те, у кого не хватает на целый букет, скидываются на троих…
Проезжая Польшу, я понял, что был недалёк от истины.
ДОРОГИЕ МОИ ДОРОГИ!
Дороги в Германии — предмет моей зависти как автомобилиста: гладкие, широкие, ухоженные — мчись через всю страну по бетонному монолиту без единого пересечения… Покрытие чистое, обочины подметены, трава причесана — будто перед вами бежит уборщица с мокрой тряпкой и веником. Через каждые двадцать — тридцать километров — места отдыха, стоянки для машин… Но особенная благодарность — за указатели. Их миллион. О каждом повороте они вас предупреждают трижды, четырежды, а иногда и по пять раз. Даже такой рассеянный и невнимательный водитель, как я, вынужден заметить предупреждение и свернуть там, где надо.
Мимо проносятся мотоциклисты в ярких шлемах и комбинезонах — желтых, красных, оранжевых, похожие на космонавтов — кажется, что вот-вот взлетят. Часто обгоняю огромные рефрижераторы из России, приветственно сигналю и радуюсь, получив ответное приветствие. Дочь подсмеивается над моей вдруг проснувшейся сентиментальностью, а я продолжаю сигналить.
Я мчусь по этим прекрасным дорогам с огромным удовольствием и благодарностью за заботу обо мне, автомобилисте. Хочется соблюдать все правила, быть удивительно дисциплинированным, аккуратным, примерным, чтобы ни в коем случае не огорчать местную автоинспекцию!
КАК НАДО ПАРКОВАТЬСЯ
Берлин утопает в сирени. А по этому сиреневому морю, как белые паруса, проплывают белые лошади, запряженные в белые фаэтоны, а на козлах — кучера во всем белом и в белых цилиндрах — свадьбы!..
Коринтштрассе, улица, где живут мои друзья Йорг и Людмила, — небольшая, ее нет на плане Берлина. Спрашиваю у встречных. Молодая пара, грузившая в машину дачные принадлежности, меняет свой маршрут и указывает дорогу. И хотя это не близко — довозят нас до самого дома. Это первая встреча с приветливостью берлинцев. В дальнейшем я постоянно испытывал на себе их вежливость и доброжелательность. Стоило мне спросить у кого-нибудь дорогу, как сразу собиралась толпа и с одесским темпераментом каждый указывал самый краткий путь — чертили планы, дарили карту с проложенным маршрутом. А однажды какой-то пожилой мужчина просто подсел к нам и, как лоцман, провёл машину к месту назначения. Правда, я проявил встречную галантность и отвез его обратно. Уверенный, что уж теперь-то я знаю дорогу, он со спокойной совестью откланялся. Я же после двойного путешествия окончательно запутался и, если бы не жена, до сих пор бы ещё петлял по улицам Берлина. Дело в том, что я очень рассеян, ещё с детства. Когда мама просила принести из кухни чайник, я притаскивал ей табуретку. О моей рассеянности среди моих друзей ходили легенды, которые произрастали из жизненных ситуаций. К примеру, об одной из них поведаю.
Как-то, приехав отдыхать в Пярну с женой и с дочкой, и сняв там квартиру, я пошёл на междугороднюю станцию, чтобы позвонить маме (Увы, тогда ещё не было мобильников, а квартира была без телефона). Пока дожидался разговора, стемнело. Прохожих было мало. Спросил у одного, у второго, как пройти на улицу Кингисеппа – оба неприветливо буркнули «Не знаю» (Там не очень любили приезжих из России). Я разозлился и решил: не буду унижаться, возьму такси, назову адрес, и меня привезут. Полчаса бродил по городу, искал стоянку такси, ещё полчаса простоял в очереди. Когда я сел в машину и назвал адрес, пожилой водитель обернулся и спросил «Вы это серьёзно?» Я ответил утвердительно. Тогда он проехал метров пятьдесят, свернул за угол, остановился и сообщил: «Вы прибыли» — оказалось, всё это время я простоял рядом со своим домом… Комментарии излишни, правда?.. Поэтому, отправляя меня в заграничную командировку на машине, заместитель редактора газеты «Советская Культура» Дмитрий Мамлеев настаивал, чтобы я ехал с моей женой Майей. Объяснял так: «Мне репортаж о Берлине нужен к двадцатому числу, а без Майи ты вместо Германии попадёшь в Австралию!»…
И, поверьте, он был не так уж неправ.
ДОЛЖЕН ЛИ МУЖЧИНА СТРЯПАТЬ?
В Германию нельзя приезжать с женой – она сразу начинает требовать особо внимательного отношения к себе, потому что здесь муж ежедневно приносит домой цветы, ни с того ни с сего (на мой взгляд) говорит жене комплименты, бережно поддерживает её на улице, нежно целует даже в общественных местах (где прославленная немецкая сдержанность?!).
Семья – это главное. В субботу и воскресенье мужчина отключает дома телефон и целиком посвящает себя семье. Воскресные развлечения и отдых коллективно обсуждаются и планируются заранее: театры, музеи, зоопарк, выставки, прогулки…
Пишу, а самого мучает совесть: вспоминаю, как мало времени я посвящаю своей маленькой дочери («И жене, и жене!» — добавила жена, прочитав эти строки). Я или в отъезде, или заканчиваю срочную работу, или теряю время на одном из бесконечных худсоветах.
— Подари мне свою фотографию, — в прошлом году попросила дочь, — чтоб я знала, что у меня есть папа.
Смеясь, я достал большое фото, надписал: «Это папа» и поставил под стекло в книжном шкафу у нее в комнате. Фотография до сих пор стоит вместо живого папы… Но это — лирическое отступление. Продолжаю свой репортаж дальше.
…Вместе готовят воскресный праздничный обед, и муж помогает жене варить, печь, жарить. На мой взгляд, это уже просто вредный обычай, потому что мужчина постепенно привыкает возиться на кухне. Например, Йорг полюбил стряпать, он просто священнодействовал с кастрюлями. У него есть десятки кулинарных книг и сотни всевозможных приправ и специй. Бесконечно добрый человек, он, не задумываясь, может подарить самую дорогую вещь, отдать свою самую любимую одежду, но вот этими приправами он безумно дорожит и трясется над ними, как скупой рыцарь над сокровищами. Когда на прощание он сунул мне в руку какую-то адскую присыпку, от которой глаза немедленно выскакивают из орбит, Людмила была потрясена этой высшей формой проявления его любви к нам.
Воскресный обед — это ритуал, это священнодействие: лучшая посуда, красивые салфетки, горящие свечи, музыка… Йорг тщеславен, он любит, чтобы блюда, приготовленные им, все хором хвалили и говорили ему комплименты. Этим пользуется его дочка Ирэна, когда не хочет есть (а есть она никогда не хочет). Девятилетняя хитрюга выдает целый монолог о том, какое потрясающее жаркое приготовил папа, как оно ей нравится, в каком она восторге от его вкуса и запаха, и как ей безумно обидно, что именно сегодня она сыта и не может получить удовольствие от этой восхитительной пищи, которую только ее папочка умеет так великолепно готовить!.. Растроганный Йорг после этого уже не настаивает, чтобы она ела.
Еще одно лирическое отступление, которым я и закончу эту главу.
Йорг разбил, опрокинул мое представление о «типичном» немецком характере, которое я составил по книгам и кинофильмам. В нем полностью отсутствуют рационализм и сдержанность. Он — эмоциональный, озорной, увлекающийся человек. Утонченное чувство юмора, безукоризненный вкус, обаятельная непосредственность. О его патологической доброте я восторженно всем рассказываю.
Есть пословица: «Бог парует». Наверное, это правда. Людмила тоже безгранично добра. Круглый год у них гостят по неделям, а то и по месяцам родственники, друзья, приятели, друзья приятелей и приятели друзей. Они принимают всех душевно и искренне, угощают, развлекают, одаривают. Оба безалаберно-непрактичны, без «житейской хватки». Много работают, хорошо зарабатывают (Йорг — режиссер Берлинского телевидения, автор и постановщик киносериалов, Людмила — референт Центрального Дома работников искусств, диктор телевидения, актриса кино и эстрады), но сбережений не имеют — все уходит на гостей, на приемы, на «образ жизни»…
Удивительно нежны друг с другом — вечные молодожены, ведущие себя, как влюбленные подростки.
МОЯ ПОДРУГА ИРЭНА…
В Берлине нашу комнату украшали два маленьких флага — СССР и ГДР. Между ними стоял глобус, увенчанный золотой короной, под ним сидел Олимпийский Мишка — это Ирэна подготовила нам встречу. Когда мы вошли, она сыграла марш на флейте.
Ирэна — удивительное существо, которым я не перестаю восхищаться. В ней одновременно уживаются озорная обезьянка и умудренный жизнью философ. В свои девять лет она совершенно самостоятельна. Сама с вечера готовит себе платье, белье, носочки. Сама ездит и в школу, которая находится довольно далеко от дома, и на тренировки. Ходит в магазин, покупает продукты, сдает посуду. В школу прибегает на полчаса раньше положенного, для чего Людмиле приходится вставать, чтобы проводить ее, не в шесть утра, а в половине шестого. Людмила ворчит, а Ирэна оправдывается:
— Понимаешь, мутти, целых полчаса я одна во всей школе, я и техничка. Мы открываем все двери, кормим рыбок. Это лучшие минуты моей жизни!
Я был там. Это прекрасная школа. Группа продленного дня имеет целый блок из нескольких комнат, в которых дети — полновластные хозяева: сами убирают везде, вплоть до туалетов. Развесили коврики собственного изготовления, картинки, керамику. Сами делают кукол-марионеток и ставят спектакли по собственным сценариям. Выращивают растения, разводят рыб в аквариумах, играют на флейтах. Кто хочет, занимается приготовлением уроков, кто устал, спит. Воспитательница — сама как девчонка, не поучает, не заставляет, а играет с ними, причем, очень искренне, заразительно, как старшая подруга, а может, даже и как младшая.
Ирэна — великая трагедийная «актриса». Если на Йорга не действуют ее лесть и комплименты, то перед каждым обедом разыгрываются спектакли, которым бы позавидовали Эсхил, Софокл и Эврипид, вместе взятые. То у нее начинаются страшные рези в животе — она заламывает руки, корчится, катается по полу… То у нее вдруг, за секунду до еды, появляется на руке синяк, от которого она вот сейчас, сию минуту, немедленно умрет.,. То у нее «защелкивается» челюсть, и она не может жевать — так и сидит весь обед с раскрытым ртом, проявляя удивительную силу воли. (Я попробовал тоже так посидеть, но больше минуты не выдержал.)
В школе она учит французский язык, дома изучает вьетнамский — сама, по собственной инициативе. В ее комнате висит карта Вьетнама. У нее есть соломенная вьетнамская шляпа, которой она очень дорожит.
Любимый ее персонаж — грустный клоун, его изображения висят на всех стенах. Помадой и белилами она рисует на своем лице гримасу и разыгрывает перед нами целые пантомимы. Когда она узнала, что я тоже люблю грустных клоунов, я стал ее другом на всю жизнь.
Однажды я заболел и три дня валялся в постели. Каждый день она приносила мне цветы, купленные на деньги из своей копилки. Потом нарисовала меня в клоунском колпаке и подарила с надписью: «Саша, пожалюста, виздорови». Согласитесь, что после такой просьбы продолжать болеть было бы просто свинством, и я немедленно выздоровел.
…И ОСТАЛЬНЫЕ ДЕТИ.
В Германии любят детей и заботятся о них, но не сюсюкают, назойливо не опекают, а относятся с уважением и доверием. Дети самостоятельно, без надзора гуляют по улицам, даже малыши. Я видел однажды мальчугана, который прогуливался с соской в зубах, но один, без взрослых. Детей не кутают, а закаляют: летом, даже в прохладную погоду, они ходят в трусиках и майках, купаются в фонтанах (это разрешено), бегают под дождем без зонтиков. Кушать не заставляют — что хочет, то и ест. Поэтому многие дети настолько (по нашим представлениям) худы, что это привело бы в ужас большинство наших мам. Встают очень рано, в шесть утра, но рано и ложатся. Немцы считают, что ранний сон — здоровье. Вечером, без пяти минут семь, на экранах телевизоров появляется симпатичный гном, рассказывает короткую сказку и «посыпает» детям глазки песком, чтобы скорей уснули.
Разумная, продуманная забота о детях видна во всем. Для яслей выпускают специальные шестиместные коляски, в которых малышей удобно вывозить на прогулку. Игрушки приучают детей к трудовым процессам: игрушечная швейная машинка строчит, стиральная — стирает, а на маленькой сковородке можно пожарить маленькую яичницу.
Одежда у детей яркая, веселая и, главное, модная, что воспитывает вкус. Тридцатилетняя мама и пятилетняя дочка гуляют в одинаково длинных и узких юбках… У немцев есть обычай: когда ребенок вырастает, его вещи дарят другому ребенку, которому они подходят; продать нельзя, выбросить — тоже: хочешь, чтобы твой сын или дочь росли здоровыми, их вещи и игрушки надо дарить.
В больших детских магазинах, да и в любых центральных универмагах, внизу есть гардероб, где вы можете оставить коляску с ребенком, а чтобы не перепутали, гардеробщица выдает вам номерок, как на пальто. Она же и покачивает малышей, пока мамы делают покупки.
Ну, а теперь отдельный рассказ о Берлинском дворце пионеров. Это действительно Дворец — огромное современное здание посреди леса. Во дворе — большой открытый бассейн, внутри — еще два. Спортивный зал, театральный зал, мастерские. Зал Космонавтики, где ребята играют в макетах «Союза» и «Востока». Настоящие тренажеры, на которых мальчишки проверяют себя. Настоящий пульт управления, с телеустановками, тоже настоящими. На каждом этаже бары, с низкими стойками, столиками, стульчиками — здесь можно пообедать, выпить соку или поесть мороженого…
В субботу и воскресенье кружки не работают, занятий нет. Дворец принадлежит детям: плавай, рисуй, лепи, репетируй — сам, без педагогов. В эти дни взрослых не видно, только у бассейна прогуливается тренер, но не вмешивается ни во что, не делает никаких замечаний — за пловцами наблюдают дежурные мальчишки лет по двенадцать-тринадцать. Два раза в месяц — родительский день. Вместе с папами и мамами дети плавают, прыгают, играют в баскетбол, рисуют картины, катаются по детской железной дороге, которая окольцовывает дворец, вместе обедают.
В день, когда мы там были, команды юных акробаток, гимнастов и каратистов в огромном фойе демонстрировали свое искусство. Маленькие зрители им аплодировали, маленькие поклонницы вручали букеты цветов будущим чемпионам.
Со смешанным чувством покидал я этот дворец: было радостно, что сказочная Страна Детства существует, и было грустно, что меня туда уже никогда не примут.
ВОСКРЕСНАЯ ПРОГУЛКА
В Берлине много дроздов. Город заполнен птицами, с четырех утра они поют и звенят, как маленькие будильники. Поэтому мы проснулись рано, не дали Йоргу превращать завтрак в ритуальное пиршество (такие завтраки обычно заканчиваются к обеду), быстро собрались и поехали колесить по городу.
На Клостерштрассе стоит здание Верховного суда. Рядом с ним маленькое кафе, называется «Последняя инстанция». Мы вошли попить кофе. Йорг указал на большую толстую книгу с металлической обложкой, висящую на цепи над стойкой.
— Что это?
— Летопись. О завсегдатае этого кафе, самом большом пьянице и гуляке.
— О, я хочу посмотреть!
Йорг стал просить, чтобы мне разрешили раскрыть эту книгу. Бармен милостиво кивнул. Я бросился к стойке, с нетерпением откинул тяжелую обложку и… увидел свое изображение — книга состояла из зеркала, и каждый любопытный становился героем летописи…
Потом мы пили пиво в пивной «Петух Густав». Полюбовавшись рисунками на стенах, которые изображали важных петухов, кумушек-наседок и всякие куриные страсти, направились в Музей марки Бранденбурга.
Музей построен в начале двадцатого столетия по образцу средневекового замка и посвящен истории и культуре Берлина. Это очень большой музей — в нем сорок два выставочных помещения, огромное собрание художественных сокровищ, от готики до современности. В зале механических музыкальных инструментов нам демонстрировали полифон с металлической пластинкой диаметром в один метр, шарманку-карусель, играющие часы. Музыка трогательная, наивная, сентиментальная… Я все ждал, что в танце появится Гретхен. Но вошел Йорг и увел нас в зал фарфоровых и фаянсовых изделий. Здесь собрана уникальная коллекция поразительной красоты: вазы, фигурки, тарелки. Есть королевский фаянсовый умывальник с таким количеством вензелей и узоров, что просто святотатством было смывать в него грязь, даже королевскую.
В этом музее у нас вызвала особый интерес небольшая скульптура женщины, несущей на плечах здоровенного детину. Йорг объяснил, что здесь отражена история: когда-то жены спасли своих раненых мужей, унеся их от врагов. Но Людмила заявила, что скульптура очень современна, это про сегодняшних мужчин, которые сидят на шеях у своих жен. Ее поддержали моя жена, моя дочь и даже Ирэна. Видя, что мы остались в меньшинстве, Йорг пообещал показать другую скульптуру — где женщина стоит на пьедестале из поверженных мужчин. Наши дамы притихли, мы мирно закончили осмотр и направились к главной цели своего путешествия — Дому-музею Брехта.
Вообще-то по воскресеньям он закрыт, но нам любезно разрешили его осмотреть. Мы были одни, не торопились, не бегали за экскурсоводом, а медленно ходили по комнатам, как будто пришли в гости к Брехту.
Дом расположен недалеко от театра, рядом с кладбищем, из окна рабочего кабинета видны памятники и густая тихая зелень — Брехта это успокаивало. Говорят, что дом хранит облик своего хозяина — мы в этом еще раз убедились. Здесь жил человек огромного трудолюбия, поэт и мыслитель, причем очень скромный. Простая обстановка, удобная для работы: книжные шкафы, несколько бюро, письменный стол. Белые стены, крашеные полы, на окнах нет штор, чтобы было больше света. Книги, книги, книги — три тысячи пятьсот экземпляров. На стенах — страшные африканские маски, Брехт увлекался ими. Об одной из них даже написал стихотворение «Как трудно быть злым». Я стоял у этой маски Злого и думал, насколько она неестественна здесь, в этом доме, где все пропитано доброй простотой и где жил удивительно щедрый человек.
Подвал в доме Брехта — это малюсенький ресторан на пять-шесть столиков. Он очень популярен: чтобы попасть сюда, надо записываться за несколько дней. Освещают подвал лампы-софиты, на стенах — эскизы декораций, фотографии Брехта, его семьи, соратников. Меню, в виде театральных программок, предлагает вам блюда, которые Елена Вайгель готовила своему мужу. Она была не только известной актрисой, но и великим кулинаром, поэтому блюд очень много, каждое имеет варианты приготовления, они идут под номерами: например, «Бульон № 4», «Бульон № 8» и так далее. Мы съели несколько «цифр» и убедились, что они очень вкусные, а «Паштет № 12» так понравился нашему прославленному кулинару Йоргу, что он пошел на кухню и переписал рецепт…
ХУДОЖНИК РОЛЬФ ХЭНДЛЕР.
Ступив во двор его дома, сразу понимаешь, что здесь живет художник: каменные скульптуры, неочищенные от глины, словно только добытые из кургана; металлическая решетка забора начинается почему-то в середине двора и через пять метров обрывается; телега, въехавшая во двор, из которой навсегда выпрягли лошадь, зато на оглобле поселилась деревянная птичка; мини-пруд, заросший камышом, в нем плавают лилии и квакают лягушки… На окнах греются несколько кошек из глины, из дерева. Кошки прогуливаются по дому. Их изображения на картинах, на тарелках, на гобеленах… Когда-то здесь жил и сибирский кот Васька, подарок из России, но недолго: его убил какой-то охотник, никогда не видавший таких пушистых котов, — он решил, что это какой-то диковинный зверь.
— А собак вы не любите? — спрашиваю я.
— Собак держат властные люди, привыкшие командовать и подавлять, — отвечает Рольф. — А кошки у тех, кто уважает чужое мнение, ведь кошкой повелевать труднее, чем собакой.
— Теперь я понимаю, почему ты так любишь собак! — шепнула мне жена.
Подчеркнуто не расслышав эту реплику, вхожу в дом, рассматриваю картины — они мне очень нравятся. Сюжеты разные, много портретов, пейзажей — в каждом настроение художника: тревога, грусть, ожидание…
— Не могу писать слишком мажорно. Грустная картина меня поддерживает в жизни, заставляет думать, работать, стремиться.
— У вас был трудный путь? — спрашивает моя жена.
Внешне он очень похож на Достоевского. Глаза добрые, усталые. Когда-то его не признавали, не давали ходу, били критическими дубинками. Но он выстоял, окреп, стал популярен. Сейчас много выставок, много заказов, на каждую картину есть покупатель, даже на ту, которая только задумана… Но он продает свои работы редко, неохотно.
— Это мои дети, хочу, чтобы они оставались со мной.
— У вас был трудный путь? — повторяет свой вопрос моя жена.
— К счастью, да, — отвечает он.
МАЛЕНЬКАЯ ИРЭНА И БОЛЬШАЯ КОШКА
Пергамский музей — первый архитектурный музей в мире. Входя в него, входишь в окаменевшее прошлое нашей планеты. Вавилонские ворота Иштар, построенные около пятисот восьмидесятого года до нашей эры… Аттическая богиня с гранатом, высотой почти два метра, пролежавшая в свинцовом ящике более двух тысяч лет… Афродита, наступившая на черепаху… Лев с отвалившейся гривой… Собака, пытающаяся почесать свое каменное ухо… И самая большая гордость музея — Пергамский алтарь, который еще в древности причисляли к чудесам света… Огромный зал, много воздуха, звуки человеческих голосов сливаются в торжественную музыку. Это гимн археологам, архитекторам, строителям, подарившим человечеству возможность наслаждаться шедевром!..
…Ирэна где-то затерялась в бесчисленных залах Пергамского музея.
— Найдется, — спокойно заявила Людмила. — Наверное, присматривает новых кошек…
Ирэне страшно нравилась скульптура египетской кошки. Гипсовые копии этой кошки продавались здесь же. Кошка была огромная, в полметра высоты, да и стоила довольно дорого. Но Ирэна умоляла папу и маму купить кошку, отказывалась от других игрушек, чтобы сэкономить деньги, сама завела себе копилку. И вот настал радостный день! За кошкой поехали всей семьей и привезли на машине. Затем Ирэна носила ее по всей квартире, чтобы та привыкла и почувствовала себя здесь дома. Потом все вместе долго искали для нее место, переставляли мебель, меняли свет… Наконец нашли самое удачное — в углу под торшером. Ирэна каждый день ставит перед ней чашку с молоком, водит гостей знакомиться с кошкой, гладит ее, разговаривает с ней… Мы смеемся, но, честно говоря, кошка настолько хороша, что я тайком тоже не раз поглаживал ее по спине.
…Ирэну мы нашли в Китайском зале. Она, притихшая, сидела на корточках перед огромной вазой из резной слоновой кости—маленький человечек, оглушенный красотой.
ВЫСТАВКА СОБАК И ИХ ХОЗЯЕВ.
Ближайшие к парку улицы были превращены в стоянки для автомашин. Автомобили из всех городов стояли на мостовых, тротуарах и газонах, плотно, плечом к плечу, дверца к дверце. Воткнуть туда мою машину было невозможно, даже если ее намылить. Я поставил ее почти вертикально, на каком-то откосе.
Парк, где проходила выставка, был заполнен народом: молодежь, старики, дети, монашки, инвалиды в колясках…
Гspan style=»color: #000000;»/pероями праздника были собаки. Для каждой породы был выделен свой ринг, стояли стенды с описанием родословных участниц соревнований. Выдавались специальные лежаки для собак (чтобы лежали не на земле), стояли клетки для молодняка (если хозяева захотят отлучиться). Продавались поводки, ошейники, расчески, значки, сувениры… Продавались и игрушки для четвероногих: резиновые кости, куклы, мячики… Разноцветные стрелки указывали даже специальные места собачьих «туалетов»… На каждом ринге — своя строгая комиссия. Собак осматривали, ощупывали, замеряли с точностью до сантиметра. Стучали пишущие машинки, печатая протоколы.
А с какой любовью хозяева стригли, причесывали, одевали своих питомцев!.. Как взволнованно выходили на ринг!.. А когда надо было пробежать с собакой, хозяин так мчался, что пес едва поспевал за ним.
Вообще в Германии очень любят животных. Я не встречал здесь бродячих собак и кошек. Не случайно ежегодные крестины новорожденных медвежат в Берлинском зоопарке — это шумное и веселое празднество. На одном из них мне удалось побывать.
Директор зоопарка приветствовал гостей и представил им новорожденных. Известные люди, руководители крупных предприятий — шефы зоопарка, окропили медвежат лимонадом и нарекли их Юли и Кони. Для медвежат был накрыт стол, приготовлена вкусная закуска: бананы, яблоки, морковка, капуста. Операторы снимали их на пленку, корреспонденты брали интервью — правда, не у них, а у директора зоопарка, которому не впервой отвечать за своих питомцев: он ведет регулярную передачу по телевидению, его знают и любят, у него берут автографы, и он не менее популярен, чем самые известные киноартисты.
Вообще, зоопарк — это любимое детище всех берлинцев. Звери живут не в клетках, а в вольерах и павильонах. За ними любовно ухаживают, хорошо кормят. Разыгрывается специальная лотерея в пользу зоопарка, вносятся пожертвования от организаций и отдельных граждан. Различных животных опекают различные учреждения: заводы, фабрики, театры… Даже полиция над кем-то шефствует, кажется, над птичками.
ВЕСЕЛАЯ ЯРМАРКА.
Всю ночь с четверга на пятницу Людмила пекла яблочные пироги.
— Зачем столько? — удивился я.
— Буду продавать.
Я рассмеялся, думая, что она шутит.
Но назавтра Людмила Мишке, ведущая детской передачи Берлинского телевидения, вывезла свой товар на Александерплатц и бойко принялась торговать. И не только она — все сотрудники ее редакции весело зазывали прохожих, чмокали губами, облизывали пальчики, рекламируя Людмилину продукцию…
В этот день, как и в каждую последнюю пятницу августа, в Берлине происходила Ярмарка Солидарности с журналистами развивающихся стран. Собранные деньги идут им в помощь. В эту пятницу редакции всех берлинских газет, журналов, радио и телевидения выходят на Александерплатц, становятся за импровизированные прилавки и торгуют. Чем? Это зависит от их выдумки и изобретательности.
…Редакцию сатирического журнала «Ойленшпигель» я нашел по громким выкрикам в мегафон: ответственный секретарь журнала Ганс Чихольд, как заправский зазывала, останавливал прохожих, предлагая им свежие, теплые, только что из типографии, новые журналы. За прилавком стояли авторы этого номера и давали автографы. Рядом с журналами лежало «фирменное» печенье с эмблемой «Ойленшпигеля», специально заказанное редакцией на кондитерской фабрике. И журналы, и печенье пользовались большим спросом — у прилавка толпились покупатели. Но Чихольд, как истинно творческая личность, не успокаивался на достигнутом, а еще громче выкрикивал в мегафон…
Журнал «Старт» торговал плакатами с изображениями лошадей, такими яркими и привлекательными, что я не выдержал и купил сразу три. Тут же продавались билеты желающим прокатиться в карете, запряженной двумя пегими лошадками. Можно было и погарцевать верхом —
это стоило чуть дороже…
Редакция журнала «Бауэрцайтунг» привезла попоны, хомуты, крестьянскую утварь. Мне было непонятно, кому в столичном городе все это может понадобиться — но, тем не менее, их охотно покупали… Надо отдать должное берлинцам — они активно участвовали в этой ярмарке: шутили, смеялись, бурно реагировали на каждую интересную затею редакций и покупали все, вплоть до колеса от телеги — это было проявлением их солидарности с журналистами!..
Музыкальная редакция радио торговала звуками, в буквальном смысле: на ее прилавке стояли в ряд магнитофоны с наушниками. Каждый мог по собственному вкусу выбрать мелодию и послушать ее в исполнении самого модного ансамбля. Выбор был безграничный, поэтому у прилавка до позднего вечера стояла очередь меломанов…
Телередакция «Новости» была не менее изобретательна: она вывезла на площадь телекамеры, установила мониторы — и, кто хотел, тот мог увидеть себя рядом с самыми знаменитыми дикторами страны тут же, на экране…
А дирекция телепрограмм продавала заставки популярных телепередач и портреты известных персонажей телевидения и кино, всех стран мира. Мне было приятно увидеть там наших неразлучных Волка и Зайца из сериала «Ну, погоди!», которые (честное слово, я объективен!) пользовались повышенным спросом…
До позднего вечера Александерплатц была заполнена народом, до позднего вечера там шла бойкая, веселая распродажа…
Назавтра я встретил ответственного секретаря «Ойленшпигеля» Ганса Чихольда и спросил, какова выручка их редакции.
— Больше двадцати тысяч! — гордо просипел Чихольд. Громко говорить он не мог, потому что вчера сорвал голос.
ЧТО ЕЩЕ ЗАПОМНИЛОСЬ В БЕРЛИНЕ
…Государственная библиотека — гордость Берлина. Фонтан посреди квадратного дворика, старая кладка стен, увитых плющом, каменные скульптуры… Как будто находишься в старинной шкатулке. Вот-вот явится сказочный гном, скомандует — и заиграет волшебная музыка, задвигаются скульптуры, поползет вверх плющ, засверкают разноцветные струи фонтана…
…Дворец Республики — современное здание с темными стеклами, как будто в солнцезащитных очках. Огромные концертные залы, холлы, бары. Вход свободный, можно прийти в любое время, встретиться с девушкой, посидеть с друзьями или просто спрятаться от дождя, что мы и сделали.
…Уютный вечер в семье Ганса Чихольда, ответственного секретаря журнала «Ойленшпигель». Его обаятельная жена Зигрид служила нам переводчицей. Так как мы о многом болтали, она была весь вечер под двойной нагрузкой. Потом я рассматривал альбом с надписями и рисунками гостей Чихольдов — своеобразную «Чихоккалу», где много автографов и наших советских писателей и художников-карикатуристов.
Чихольд, несмотря на солидный возраст, остался мальчишкой. Он затеял с моей тринадцатилетней дочкой Машей игру: все дни изображал влюбленного, который сражен наповал, с первого взгляда, — дарил цветочки, вздыхал, прижимал руку к сердцу… В день отъезда, когда мы уже попрощались и отъехали, он вдруг бросился за машиной с криком «О, Маша, Маша!» и еще раз поцеловал ей руку… Машка от него в восторге и считает, что именно таким должен быть настоящий юморист, а не мрачным и ворчливым, как ее папа…
…Решение моего друга Йорга уйти в декретный отпуск. Оказывается, в Германии это право имеет не только женщина, но и мужчина — родители решают сами, кому сподручнее сидеть дома и ухаживать за малышом. Йорг собирается заменить Людмилу — он будет работать над сценарием нового телефильма и смотреть за ребенком: укачивать, купать, пеленать… Несколько раз в день Людмила примчится домой, чтобы покормить ребенка грудью — этого при всем желании Йорг сделать не сможет…
…Мойка машин в центре города. Реклама обещает: «Ровно пять минут!» Я сказал жене: «Знаем мы эти пятиминутки!», но все же рискнул. Оказалось — правда, реклама не подвела: в потоке машин я доехал до проходной, протянул деньги кассиру, получил талончик, въехал в моечную, стал на конвейер — и ровно через пять минут выехал таким до неприличия чистым, блестящим, сверкающим, что захотелось опять немедленно испачкаться…
СЕДИНА СТАРОГО ГЕРЛИЦА.
Помыв машину, мы из Берлина поехали в Герлиц.
Это маленький уютный городок, в котором надо снимать фильмы про средневековье. Большинство зданий — шестнадцатого века, много старинных башен с часами. Все часы бьют разное время, каждая башня уверена, что именно у нее — правильное. Есть такие узенькие улочки, что, идя по ним, приходится протискиваться сквозь дома. Самая узкая — улица Предателя. Когда-то в Герлице готовилось восстание. Тайком от правителей народ должен был собраться в условленное время на главной площади под часами. Но нашелся выродок, он выдал — часы остановили, и заговорщики, не слыша боя часов, сходились в разное время — их поодиночке и переловили. Но любая подлость не остается безнаказанной: предателя заманили на самую глухую улицу и убили. С тех пор она так и называется — улица Предателя, в назидание потомкам. Здесь мрачно, сыро и много мусора, но это можно понять: такую улицу ни освещать, ни убирать не хочется.
Это был торговый город: у амбаров есть арочные въезды, как в гаражи, но гаражей тогда, естественно, не было — сюда въезжали подводы, а разгружались прямо в помещении, чтобы конкуренты не узнали, чем будут торговать. Над арками проделаны желобы: шепнете что-нибудь в одном конце — на другом отчетливо слышно. При отсутствии телефона — очень удобно: можно тайком от конкурентов договориться с компаньоном о резком снижении цен или замене товара.
Город мне показался несколько музейным. Среди жителей много пожилых. В девять вечера улицы и площади уже безлюдны. Опущены жалюзи в витринах магазинов, зарешечены входные двери, погашены окна в домах. Город спит, так же как спал много веков назад, а над ним проносится время: бом-бом, бум-бум, бим-бим — каждая башня отбивает свое.
КАРНАВАЛ В МАХРОВОМ ХАЛАТЕ.
Веймар — это задремавшая старая сказка. Очень добрая, в которой вас ожидает много удивительных приключений, но все кончится очень хорошо. Здесь каждый дом — окаменевшее чудо, его хочется потрогать, погладить, сфотографировать. Они стоят, прижавшись друг к другу, подняв воротники стен и надвинув на глаза треуголки крыш, охраняя от ветра базарную площадь. Охраняют так же добросовестно, как и когда-то, когда по ней прогуливались их великие земляки.
У Национального театра — две бронзовые фигуры: Гёте и Шиллер. Во время последней войны, спасая памятник от бомб, их замуровали в бетонный куб. После войны освободили из заточения. У памятника — всегда живые цветы, с тех пор как их положили сюда советские солдаты, освободившие Веймар от фашизма.
Мы идем к Галерее Кранахов мимо гостиницы с забавным названием «Слон», мимо дома, где жил Лукас Кранах-старший. В Галерее много детей. Приходят сами, без родителей, без педагогов. В творчестве двух великих братьев много зоркости и удивления — детям это особенно близко и понятно.
В башне КАSSЕ ТURM — один из старейших студенческих клубов. Здесь все задумывается и подготавливается. По традиции ежегодно одиннадцатого числа, одиннадцатого месяца, в одиннадцать часов, одиннадцать минут открывается сезон студенческих карнавалов. А самый большой карнавал — в конце февраля. Все карнавалы — тематические. Например, в этом году, в феврале, карнавал назывался «Банный день». Отсюда и
костюмы: купальники, банные халаты, бикини… Без костюма в клуб не пускают. Студенты подсчитали: четыре дня этого карнавала потребовали пятьсот часов подготовки. Участвовали все: от первокурсника до ректора. Например, декан архитектурного факультета, доктор наук, профессор, вышел на сцену в махровом халате и пел про себя пародийные куплеты.
Заканчивался карнавал в Розовый понедельник Свободного Поцелуя. В этот день можно целовать самых красивых девушек и получать ответные поцелуи. (Эх, не знал! Надо было приехать в феврале!)
Но клубы не только для карнавалов. Клубы — это свободное время, это отдых и развлечения студентов. Здесь дискотеки, бары, газеты, музыка. Сюда приглашают самых популярных артистов, певцов, музыкантов. Выступают лучшие студенческие коллективы. И хотя постоянно продается пиво и спиртные напитки, никто не напивается (акцентирую это для особо рьяных блюстителей нравственности). Ведь это свой дом: все клубы на самоуправлении — вокруг свои товарищи, их нельзя подвести. А если подведешь, будешь ими же строго наказан: запрещают посещение клубов. Срок — от месяца до полугода. Фотография провинившегося висит у входов во все клубы с пояснением, за что он наказан. Пройти невозможно. Это очень тяжелое наказание, и к нему прибегают редко, в крайних случаях.
В ГОСТЯХ У ВЕЛИКАНОВ.
По дороге в Дрезден заехали в Лейпциг, к Айко Бергеру. Мы познакомились с ним еще в Москве. Длинноногий гигант, килограммов сто сплошных мускулов.
— Я из Черкасс, — представился он с явным акцентом.
Я рассмеялся, думая, что он шутит. Но оказалось, Айко проработал три с половиной года на строительстве газопровода «Дружба». В память об этом в квартире много рушников, даже хранится хлеб-соль, которую ему там преподнесли.
Сейчас Айко работает в госбанке, руководит отделом финансирования строительства. Я уверен, что в первую очередь он финансирует строительство стадионов и Дворцов спорта, потому что занимается плаванием и играет в волейбол. Энергия из него так и выплескивается, ему просто некуда ее девать: кроме работы в банке и занятий спортом, он рисует, лепит, обжигает… И каждый год перестраивает свою квартиру. В этом ему помогает младший брат Арнэ, химик, доктор наук, такой же великан тридцати шести лет, с которым они живут вместе. Но функции каждого строго распределены: Айко ведает строительством и разрушением квартиры: передвигает стены, ломает потолки, достраивает второй этаж, а Арнэ занимается техникой: скручивает узлом водопроводные трубы, вырывает из пола и переставляет унитаз, переделывает один из холодильников в электропечь…
На полу в холле я увидел огромный висячий замок величиной с чемодан. Айко добыл его в развалинах старого замка, чтобы повесить на своей даче. (Да! Я же не сказал, что он еще и дачу строит, сам, своими руками — месит бетон, выкорчевывает деревья, закладывает фундамент.) Для того чтобы сорвать такой замок, вор должен будет сначала сдать как минимум на первый разряд по тяжелой атлетике, так что Айкина дача будет в полной безопасности, если только не рухнет под тяжестью этого замка.
Не дав передохнуть, Айко сразу же повел нас показывать город. Мы бродили шесть часов без отдыха. Костелы, памятники, арки пассажей, подвалы ресторанов, мозаика площадей, застенчивая старина и нагловатый модерн — все это превратилось в какой-то красочный калейдоскоп…
…Церковь святого Томаса. На ступеньках у входа два парня в джинсах слушают транзистор. Внутри в церкви — могила Баха; в холодном бетонном полу холодная металлическая плита — на ней теплые живые цветы… Орган, на котором играл Бах, — самый большой орган в мире. И самый счастливый.
…Варидеро, «арка для специй». Айко сказал, что быть в Лейпциге и не купить лейпцигских специй — нельзя. Я послушно купил набор — двадцать красивых баночек с сыпучими приправами. Что к чему, до сих пор не разобрался. Когда обедаю, доверяюсь судьбе: закрыв глаза, беру первую попавшуюся и посыпаю. Иногда бывает удачно, но чаще всего обжигаю кашу перцем или ем яичницу с корицей.
…Подвалы Ауэрбаха, где проводил время Гёте и где родился «Фауст». На стенах фрески-иллюстрации: доктор Фауст, Мефистофель, Маргарита… Цитаты из произведений. Есть кухня колдуньи, которая варила зелье для Фауста. Есть даже бочка, на которую может забраться каждый и подирижировать хором собутыльников…
Мы сидели у этой бочки, из которой когда-то фонтаном било вино. Сидели долго, но Мефистофель не появился — и фонтан бездействовал…
…Бар «Бодега» популярен: здесь собраны все вымпелы всех футбольных команд, побывавших в Лейпциге. Разноцветные флажки на стене — как бабочки на булавках. Среди них затесался тапочек, наверное, разули какую-то знаменитость.
…Университет имени Карла Маркса — высотное здание, богатое, парадное. А рядом — развалины какого-то замка. В них, вернее, под ними — студенческий клуб. Оставив развалины, студенты переоборудовали старинные подвалы, пять этажей в глубину. Здесь каждый вечер проводят время около двух тысяч человек. Внизу — сцены, бары, кинопроекторы, выступают ультрасовременные музыкальные группы. А сверху — развалины, которым несколько сот лет…
Вечером Айко повел нас на дискотеку. В зале полутемно, на столах — красные грибочки-фонарики. Стена напротив вспыхивает разноцветными огнями — цветомузыка. В Лейпциге много дискотек, но эта — самая популярная среди молодежи. В чем одет — не важно, как танцуешь — не важно, главное — веселись, наслаждайся танцем и музыкой. Сам Айко, несмотря на свои габариты, великолепно отплясывает. Оказывается, он еще и песни сочинял и танцевал в студенческом театре «Кабарет».
— А есть в мире что-нибудь, чем ты не занимался? — спрашиваю я. — Чего ты не умеешь?
— Есть, — отвечает Айко. — Я не умею писать путевые заметки.
— Зато ты туда попадешь, — пообещал я.
СКАЗКА БРАТА ГРИММ.
Я уже писал, что для меня город становится близким, только если там остался близкий мне человек. Вот почему, вспоминая Дрезден, я сразу вспоминаю Вольфа Гримма, молодого, элегантного доктора наук, доцента, известного спортсмена -теннисиста и спортивного судью, с внешностью Алена Делона, с искрометным юмором, хорошо владеющего русским, английским и французским языками. Он учился в мединституте в Ленинграде, выступал с докладами в США, Англии, Франции, объездил полмира и имеет обо всем энциклопедическое знание. Особенно увлекается историей. Когда он рассказывает о каком-нибудь самом маленьком памятнике, любой мало-мальски уважающий себя экскурсовод должен немедленно писать заявление об уходе.
Этот человек сразу покорил меня, и мы как-то быстро подружились. Благодаря Вольфу за те три дня, что провели в Дрездене, мы успели узнать и полюбить этот город. Он водил нас по нему, как по своему любимому дому, и рассказывал, рассказывал, рассказывал… …На стене Королевского дворца изображены все правители Дрездена, независимо от их вклада в историю города. Например, король Фридрих Укушенный известен тем, что его за измену укусила жена, больше он ничем не прославился, но остался увековеченным на фарфоре. Среди королей, конечно, и Август Сильный, основатель Дрездена и отец трехсот детей. Памятник ему стоит в Новом городе, где старые и новые дома прекрасно сосуществуют, создавая оригинальный архитектурный ансамбль. Много зелени, красивые скульптуры, часы под стеклянными колпаками, изящные скамейки… И удивительная чистота — кажется, что вы находитесь в большом нарядном зале, подготовленном к приему гостей. Даже мостовая, по которой проезд запрещен, напоминает паркет, натертый мастикой…
В Старом городе впечатляет собор с роскошными скульптурами на крыше. На ступенях этого храма, под этими скульптурами, стоял Наполеон, начиная поход на Москву. Он стоял, наблюдая за своими войсками, которые чеканили шаг по мосту через Эльбу. Их еще можно было остановить, но он этого не сделал: уж очень они перспективно маршировали…
В Дрездене много старинных зданий, построенных с тонким вкусом и чувством меры. Исключение составляет Академия искусств в стиле позднего классицизма с большим количеством крылатых ангелочков, которая, по выражению Вольфа, вписывается в архитектуру Дрездена, «как кулак в глаз». Поэтому о ней даже не упоминают в путеводителях и справочниках.
У входа в прославленную Дрезденскую Галерею, несмотря на дождь, змеилась длинная очередь, почти на полквартала. И так каждый день, в любую погоду.
Одно из моих самых сильных потрясений — Саксонская Швейцария. Много слышал, читал чужие очерки, но не представлял, что это такое фантастическое зрелище. Мы стояли на смотровой площадке. Справа, метров триста вниз, текла сонная Эльба, омывая зеленые подносы-островки, на которых краснели маленькими пирожными средневековые здания с черепичными крышами. Проплыл пароходик с гребным колесом, я видел такой только в фильме «Волга-Волга»… Пересекал реку паром на канате… И все это в полной тишине, потому что звуки сюда не долетали — казалось, что мы смотрим старое немое кино… Потом я взглянул налево и увидел огромный лес из высоченных скал, вернее, скальных столбов всевозможных конфигураций. Один — в виде дерева с обрубленными ветками, другой — постамент без памятника, третий — незавершенная скульптура какого-то фантастического животного. Есть скалы, похожие на людей: на одной из них застыл каменный монах — во время войны его неоднократно расстреливали американские летчики, принимая за наблюдателя… На этих скалах альпинисты отрабатывают самые сложные стадии восхождения.
— Без каната, — уточнил Вольф.
Глядя на эти отвесные стены, даже страшно представить, что человек может решиться на такое. А решаются и побеждают. Почти на каждой скале припаяна металлическая коробочка, в ней тетрадь, в которой и расписывается смельчак, добравшийся до вершины…
Этот огромный каменный лес вырастила Эльба, вернее, выточила: когда-то здесь было ее русло. Много столетий она обрабатывала эти скульптуры, пока не довела их до совершенства, и свернула в сторону, оставив людям свой шедевр… Если справа — средневековье, то слева — что-то доисторическое, оттуда веет вечностью… Уходить не хотелось, просто физически я чувствовал, как испаряются заботы повседневной суеты и наступает состояние покоя и умиротворения…
— Пора возвращаться, — голос Вольфа вернул нас к действительности. — Вы хотели еще покататься на трамвае, а его придется ждать: у нас в Дрездене трамваи, как волки, ходят стаями…
Мы сели в машину и уехали из тихого, безмятежного Вчера в наше шумное и беспокойное Сегодня.
НАПУТЕШЕСТВОВАЛИСЬ!
Я мчусь через всю страну по прекрасным дорогам без единого пересечения. Очень хочется домой, ведь мы уже целый месяц путешествуем…
Навстречу опять пролетают рефрижераторы из Советского Союза. Я приветственно сигналю и радуюсь, услышав ответное приветствие… Дочка Маша теперь уже не подсмеивается надо мной — она тоже соскучилась… Давно мы дома не были. Очень хочется домой!..
Переночевав в Варшаве, рано утром мы поехали дальше. Варшавские улицы напоминали клумбы: все прохожие, взрослые и дети, несли цветы. Это было двадцать шестое мая, День Матери. Маленькие школьники вручали цветы мамам, мамы поздравляли своих мам, мамы мам дарили букеты бабушкам этих школьников, а бабушки возлагали цветы на могилы своих мам. Прекрасный День, прекрастная традиция!.. Хотелось только посетовать на то, что нет Дня Папы, но оказалось, что он тоже существует — 23 июля. В этот день папам говорят добрые слова, дарят сувениры, подарки… Надо запомнить и ввести этот праздник у себя в семье!
Подъехав к шлагбауму у нашего контрольно-пропускного пункта, резко остановились. А не остановиться было невозможно: мы по самые дверцы очутились в огромной луже. Уже две недели стояла изнуряющая жара, ни одного дождя, вокруг всё было выжарено и пересушено – откуда взялась эта лужа, где брали воду, чтобы её наполнить – это секрет нашей великой и могучей страны, для которой нет ничего невозможного!..
Поднялся и опустился пограничный шлагбаум, осталась позади таможня, и мы выехали на Брестское шоссе. Нарушая дорожные правила, я мчался более ста километров в час, а впереди машины опять бежал все тот же вездесущий рыжий пес и, выстрелив хвостом в небо, салютовал нашему возвращению…
—————
Ниже публикуются несколько фрагментов о путешествии по Италии.
ПОТРЯСЕНИЕ ШЕДЕВРАМИ
Вся Италия показалась мне одним огромным музеем, разделенным на залы-города. Такое количество великих произведений искусства, что они невольно обесцениваются: пробегаешь мимо колоннады Бернини, потому что впереди — фрески Джотто, но и их смотришь на ходу — хочется еще успеть к скульптуре Микеланджело. О многом читал, многое знакомо еще по в иллюстрациям в учебниках истории, видел много репродукций… Но все равно, когда выходишь один на один с шедевром, он потрясает. У меня таких потрясений было много. О некоторых расскажу.
Возрожденная Помпея (итальянцы говорят — Помпеи). Три пятых города раскопано и очищено от лавы и пепла. Мы ходили по древним воскресшим улицам часа три, но не обошли и половины. Я никогда не думал, что Помпея так велика. Только сейчас смог смутно представить себе тот объем работ, который потребовался для раскопок города. Это титанический труд и огромная любовь к своей истории плюс, конечно, и финансовый стимул: миллионы туристов, миллионы евро, миллионы прибылей.
В городе был высокий уровень цивилизации. Монолитная узорная мозаика мостовых, виллы патрициев с большими залами для пиршеств и маленькими уютными комнатами любви с порнографическими картинками на стенах для стимулирования; просторные бани с мраморными бассейнами и системой парового отопления, только пар проходил не по трубам, а в стенах; капитальные публичные дома, лупанарии, к которым вели многочисленные указатели в виде пенисов … В городе больше всего бань и лупанариев, так что можно четко предположить, чем в основном занимались патриции. Все восстановлено очень тщательно и бережно сохраняется: фрески, лепка, статуэтки и даже мумии людей, застигнутых извержением.
Римский Пантеон, огромный, неуютный, холодный, и в нем Рафаэль, теплый гений. От этого страшно и грустно. А тут еще надпись на его могиле: «Пока он жил, прародительница природа боялась быть побежденной. Когда он умер, она поняла, что ничто не вечно».
Ватиканский музей — это уникальное хранилище уникальной коллекции шедевров живописи и скульптуры. Анфилада залов, по-моему, бесконечна — мы так и не дошли до конца. Чтобы обойти весь музей и хотя бы кинуть взгляд на каждое произведение, потребуется не меньше недели, причем трудовой, напряженной, без перерывов на обед. Гордость музея — Сикстинская капелла и «Страшный суд» Микеланджело. Это подавляет. Таблички призывают к тишине, но никто бы и так не разговаривал. Хочется посидеть, помолчать, раствориться. Здесь чувствуешь себя очень маленьким и очень великим. Маленьким — рядом с созданием гения, великим — из-за принадлежности к роду человеческому, представитель которого создал этот шедевр.
Собор Санта Мария дель Фьоре напоминает изделие из слоновой кости. Хочется погладить, потрогать кружевную керамику и резьбу его стен. Мы приехали во Флоренцию вечером, по дороге в гостиницу остановились у собора, вышли и, зачарованные, смотрели на этот сказочный замок, подсвеченный прожекторами. Казалось, сейчас оттуда выйдет фея и скажет: «Добро пожаловать!» Но подошла гид и сказала: «Пора ужинать». Мы уехали, но назавтра еще много раз крутились вокруг собора и любовались, любовались…
В Академии изящных искусств, там же, во Флоренции, стоит мраморная скульптура Давида. Ее высек Микеланджело, когда ему было 24 года. По ней можно изучать анатомию человека. Видна каждая мышца, каждая жилка, каждый сосудик просвечивает сквозь кожу. Обычно мраморные скульптуры — холодные. Эта — теплая, живая. Итальянцы говорят, что скульптор вложил в нее свою душу и она до сих пор там.
Олимпико в городе Веченца — творение фантазии великого итальянского архитектора Андреа Палладио. Построен в 80-е годы XVI столетия. Уникальная архитектура — ничего похожего я никогда не видел.
Зрительный зал расположен амфитеатром. Его оформление — ниши, колонны, пилястры и скульптуры великих деятелей искусства и культуры. Всего 80 фигур. Мы пришли, когда театр ремонтировался. Зал был пуст, но фигуры создавали ощущение заполненности. На сцене — постоянная декорация: улицы древнегреческого городка. Под эти декорации подбирается репертуар. Акустика превосходная: наш гид ходил по сцене и, не повышая голоса, рассказывал о театре — в любом уголке его было слышно одинаково хорошо. Искусственное небо и в зале, и на сцене создает воздушность и прозрачность, не верится, что это нарисовано. Удивительный театр! Посещение его, наверное, всегда праздник… Впрочем, в идеале так и должно быть — иначе зачем ходить в театр?..
СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА
Нам повезло: рождество мы провели в Венеции; видели предпраздничные базары, слушали ночную мессу, наблюдали за гуляющими венецианцами и венецианками.
На площади Святого Марка, у Дворца дожей, молодые художники за двадцать минут могут нарисовать ваш портрет. Рисуют лихо, все удивительно похожи. Но не это главное — следите, чтобы автограф художника был разборчив: может, со временем автор станет знаменитым и ваш портрет резко подскочит в цене.
Венеция богата. Это богатство ощущаешь сразу, войдя в гостиницу: мебель, стоящая в моей/pbr //p комнате, в любой другой стране счиspan style=»color: #000000;»талась бы антикварной, а здесь это обычная обстановка обычного номера. На улицах дамы в норковых шубах, которые стоят здесь, как дорогие автомобили. Богатые соборы, магазины, рестораны. В соборе святого Марка я видел иконостас, в который вмонтировано 2600 (!) драгоценных камней: бриллианты, рубин, жемчуг… Не говоря уже о расписной эмали, которая может поспорить по стоимости с бриллиантами. Оценить этот иконостас практически невозможно.
Италию ежегодно посещают десятки миллионов туристов и, конечно, каждый из них стремится побывать в Венеции. Город всегда пользовался популярностью, но теперь, когда стало известно, что он погружается в воду и, быть может, годы его сочтены, интерес к нему особенно возрос.
И рядом с откровенным богатством — откровенная запущенность. Двери домов прогнили после периодических наводнений, сверху — тяжелые засовы и замки, а внизу — дыры в почерневшем дереве. Отсыревшие стены, отвалившаяся штукатурка. Дома не ремонтируют — видно, не решили, стоит ли… Как квартиру, в которой не знают, будут ли жить дальше. В воздухе сырость и ожидание. Чего?.. В узеньких каналах неподвижная вода застыла черным холодцом. Почти все окна закрыты жалюзи и ставнями и ночью и днем. Кажется, что там никто не живет. За окнами постоянно сушится белье — наверное, оно здесь никогда не просыхает. Гондолы — на привязи у подъездов, как собаки на цепи. Зато собаки бегают по городу без поводков — машин-то нет.
Улицы встречаются настолько узкие, что идешь по ним, расталкивая дома, хочется повернуться боком. «В бедрах жмет», — пожаловалась одна моя упитанная спутница. Много поворотов — легко заблудиться. Безлюдно даже днем. На таких улицах удобно было сводить счеты с недругами.
На площади Святого Марка, напротив Дворца дожей, два бронзовых молотобойца отбивают каждый час. Это необходимо, чтобы город знал о движении времени… Потому что кажется — здесь оно остановилось. Покой, сытость, благополучие. У итальянцев есть пословица: «Милан работает, Рим ест, Неаполь поет, Венеция спит». Миллионы заморских принцев приезжают посмотреть на эту спящую красавицу, оставляя здесь доллары, фунты, иены… А она спит в своей водной оболочке, как в хрустальном гробу, подвешенная на четырехстах мостах, и медленно погружается в воду.
Побывав в Венеции, я побывал в сказке. В старинной сказке с грустным финалом, которого еще нет, но который надвигается, и от этого становится особенно грустно. Очень, очень хочется, чтоб сказка никогда не кончалась.
О РЕЛИГИИ
Ватикан умен. И очень гибок в своих методах привлечения паствы в храмы. Еще в Польше я наблюдал, как под Новый год в костелах устанавливали нарядные елки и устраивали праздники для детей — пусть с малых лет привыкают к посещению храмов. Католическая церковь приглашала знаменитых гастролеров, очевидно, платила им немалые деньги, но это «стоило мессы», потому что тоже заманивало в обитель божию даже неверующих.
В Италию мы прилетели под рождество. В это время во всех костелах сооружают композиции, изображающие рождение Христа. Причем это делается не самодеятельно, а профессионально: участвуют художники, декораторы, механики… Как сообщила нам наш гид, за лучшую работу премируют.
Я видел такую композицию в одном из венецианских костелов. Честное слово, это было интересно: плыли облака, передвигались фигурки людей, выбегали куры, клевали корм, вылетали искры из-под молота кузнеца… А в центре, в хлеву, Дева Мария качала люльку с новорожденным Христом. У композиции все время толпился народ — и дети, и взрослые. Объясняли друг другу, где что, кто изображен — шел своеобразный урок повторения Библии.
Началась месса. Хором дирижировал современный парень с патлами и бородкой. Казалось, он сейчас сбросит сутану и выдаст рок. Хор, конечно, пел что-то церковное, но несколько иной ритм, сегодняшняя оркестровка — и это уже современная мелодия и исполнение.
Пастор произнес молитву, и к нему стали по очереди подниматься прихожане. Парень в джинсах, дама в вечернем туалете, старушка в потёртом пальто… Каждый из них по очереди читал абзац из Библии и возвращался обратно. На их место выходили новые, продолжали чтение. При таком новшестве каждый становился не только слушателем, но и соучастником действа, тем самым стимулировалось особое отношение к происходящему.
Яркое освещение, богатые фрески, красивый ритуал, хоровое пение — все это напоминало спектакль в красочных декорациях, с хорошей режиссурой, по выверенному веками сценарию. Спектакль пользовался успехом, и в этом немалая заслуга мудрых режиссеров, которые его постоянно осовременивают.
ВПЕЧАТЛЕНИЯ, НЕ ВМЕСТИВШИЕСЯ
В ПРЕДЫДУЩИЕ ГЛАВЫ
Итальянцы приветливы, общительны, темпераментны. Напоминают одесситов, смешанных с грузинами.
Мы гуляли по вечерним и ночным городам с карта¬ми в руках и визитками отелей в карманах. Не все умели ориентироваться по картам, приходилось обращаться за помощью к прохожим. Не было случая, чтобы нам не объяснили, не показали или даже не проводили. Незнание русского языка компенсировалось энергичной жестикуляцией. Я уверен, что, если с итальянцем случится беда и ему ампутируют руки, он сразу онемеет.
Мы путешествовали в автобусе, проехали полстраны. Дорога не показалась утомительной, потому что мы катили по ковровым дорожкам автострад, расстеленным от мотеля к мотелю, мимо баров и ресторанов, заправочных станций, автомастерских, магазинов запчастей. Мои спутники-автолюбители завистливо вздыхали: при таких автострадах машины могут быть долгожителями. Все путешествие нас сопровождала шестиногая собака, дышащая огнем, — эмблема компании «Аджип», снабжающая автострады бензином. Ей же принадлежат придорожные мотели, рестораны, магазины…
Заправок много и на автострадах, и в городах. В городах — через каждые три-четыре квартала краснеют, желтеют и белеют маленькие бензиновые колонки, как шампиньоны, пробившиеся сквозь асфальт.
В Риме бесконечный поток машин вьется по узким улицам. Улицы без деревьев, потому что проезжая часть борется с тротуаром за каждый квадратный сантиметр. Днем машины ведут себя как пай-мальчики, вежливо пропуская пешеходов на всех перекрестках. А по ночам выползают на тротуары, как тюлени на лед, но в отличие от тюленей не греются на солнце, а остывают в ночной прохладе. А утром — снова с рычанием прыгают на мостовую и бросаются догонять друг друга.
Как я уже говорил, итальянские водители очень вежливы — они всюду и всегда пропускают пешеходов. Стоит вам ступить на проезжую часть, даже не на перекрестке, — машины тормозят и ждут, пока вы перейдете улицу. Я, наверное, минуты три вел мимический диалог с миловидной сеньорой, которая, остановив «Фиат», уступала мне дорогу- Я жестами предлагал ей проехать, она улыбалась и отрицательно мотала головой: мол, только после вас. Я настаивал, она упиралась. Позади нее выстроилось стадо машин, водители которых терпеливо ждали, чем закончится наше состязание в галантности. Поняв, что еще через две минуты я стану виновником грандиозной «пробки», прижав ладонь к сердцу, я поблагодарил сеньору и перебежал улицу. Она послала мне воздушный поцелуй и рванулась с места, увлекая за собой застоявшееся стадо.
Запомнилось мне посещение кинотеатра в Риме. Билет на сеанс стоил довольно дорого, точно не помню, но мне объяснили, что за эти деньги можно было купить приличную газовую зажигалку (справка для мужчин), пять пар колготок (справка для женщин), килограмм мяса (справка для гурманов). Кинотеатр богатый: прямо от входа — роскошное ковровое покрытие, на которое страшно ступать мокрыми ботинками; кресла, обитые бархатом; напитки на подносе, поданные официантом… И несмотря на все это, зал был заполнен на одну треть. А шел какой-то нашумевший, скандальный фильм!.. Сколько же зрителей бывает на обычном, рядовом фильме?.. Даже при таких дорогих билетах может не хватить на чистку ковра.
Во Флоренции один из мостов через реку Арно называется Понте Веккио. Здесь — центр ювелирной торговли, два сплошных ряда магазинов и магазинчиков. Изящнейшие изделия из серебра, золота, эмали, драгоценных камней. Не случайно этот мост называют «ад для мужчин, рай для женщин»…
Ну что еще понравилось, запомнилось или вызвало удивление?..
Шумные базары на центральных улицах и площадях, которые к вечеру разъезжаются, разбираются, подметаются — и бесследно исчезают…
Много древних развалин, которые итальянцы бережно сохраняют. На мой взгляд, их слишком много: можно подумать, что гунны еще не покинули Рим. А может, просто они нам чуток поднадоели, потому что нам их выдавали в большом количестве, по две-три развалины на трудодень…
Очень красиво оформлены витрины, особенно овощных магазинов: оранжевые апельсины, красные помидоры, желтые бананы… И вокруг — море всевозможной зелени, свежей, помытой, аппетитной. Мы покупали, пробовали — вкусно!..
В Венеции катались на гондолах. Было весело и холодно…
Ездили по древней Аппиевой дороге. Трясло…
Бросали монеты в фонтаны Треви, чтобы опять когда-нибудь приехать в Италию. Бросали по всем правилам: повернувшись спиной к воде, левой рукой через правое плечо. Говорят, тогда обязательно сбудется. Ну что ж, подождем, проверим!..
От автора: Примета сбылась: после этого путешествия я ещё несколько раз прилетал в Италию.
Вернуться в начало раздела «Почитать»