Вернуться в начало раздела «Интервью»
«Вечерняя Москва»
АНЖЕЛА ЯКУБОВСКАЯ
Александра Семеновича, знают все, то есть не все знают, что знают, но, тем не менее… Короче говоря, многие шутки Каневского стали народными, оторвались от автора и живут своей жизнью. Поэтому можно сказать, что многие знакомы с Каневским, хотя даже не подозревают об этом.
Александр Каневский написал множество интермедий и эстрадных обозрений для таких популярных в пятидесятые-семидесятые годы персонажей как Штепсель и Тарапунька. Одно их появление на телеэкране или сцене, вызывало улыбку.
Каневский автор сценок и миниатюр мегапопулярной передачи «Кабачок 13 стульев». Во время эфиров этой программы города «вымирали» советские города и села. Пани Моника, пан Спортсмен и другие персонажи «Кабачка» становились, почти что родственниками для миллионов советских людей.
Каневский сочинял короткометражки для киножурнала «Фитиль», сценарии мультфильмов, телефильмов и кинокомедий.
По его пьесам ставились спектакли в России, Украине и других республиках бывшего СССР. Ставятся по сей день.
А в девяностые годы, уже не молодым человеком Александр Каневский эмигрировал в Израиль. Казалось бы чужая страна, другой язык, иные нравы, должны были «убить» юмориста Каневского. Как шутить, если не родное всё вокруг, если поводы для смеха другие и ты не вполне их понимаешь?
Но «смерти» не произошло.
Каневский продолжает активно работать, недавно мы встретились в Тель-Авиве и поговорили о прошлом, настоящем и будущем писателя.
— Александр Семенович, вы часто общаетесь со своими коллегами?
— Стараюсь, конечно, общаться почаще, но время оно, как ржавчина. Оно разъедает отношения между людьми. Но я счастлив, что в моей жизни этого не произошло. На презентации моих книг «Смейся, паяц» и «Теза с нашего двора», которые состоялись в Москве, в ЦДЛ и в Доме Актёра, приехали мои друзья и коллеги: Леонид Якубович, Григорий Гладков, Юлий Гусман, Аркадий Арканов, Борис Грачевский, Эммануил Виторган, Армен Джигарханян, Клара Новикова и многие, многие другие. Это меня, конечно, очень порадовало: ведь все они подверглись тяжёлым испытаниям — деньгами и славой, но остались людьми. К сожалению, не всем сегодня удалось выдержать проверку «медными трубами»!..
Естественно, обе презентации вёл мой брат, артист Леонид Каневский.
— Вы писали для многих легендарных персонажей, как теперь бы сказали «звезд» советского юмора. Поделитесь секретом, как рождались такие остроумные шутки?
— Я не мог писать, если не любил человека. Должен был увлечься им, почувствовать его, тогда шутки, подходящие для этого артиста, этого персонажа рождались сами собой.
Эстрада была моя первая любовь. Конечно я «погуливал», изменял ей с кино, с театром. А вот в прозу пришел много позже. Но юмористическому взгляду на вещи оставался верным всегда.
Первый тираж моей трагикомической повести «Теза с нашего двора» очень быстро разошелся и был сразу переиздан. Но я не успел этому порадоваться: начались хлопоты, связанные с отъездом. Я эмигрировал в Израиль и уже здесь узнал, что в СНГ были еще несколько «бандитских» переизданий. Я обратился к адвокату, но он сказал, что ловить кого-либо бессмысленно. В России всегда авторское право плохо охранялось и, к сожалению, это происходит по сей день. Но утешает одно, раз воруют, значит нравится. (смеется)
— Несколько лет назад вы написали роман «Смейся, паяц!». О чём он?
— Эта книга для меня была очень важна. Я долго не мог приступить к работе. Перед этим в мою жизнь пришла большая беда: умерла моя жена Майя. Мы прожили вместе сорок три года. Она была для меня, как воздух, но я это понял только потом. Я плохо себя с ней вел, был вспыльчивым, эгоистичным, как избалованный ребенок. Бог дал мне способности и внешность, вот я и прыгал по жизни, как кузнечик. Но Бог мне послал её. Она своим сердцем, как точильным камнем, обтачивала моё сердце, она научила меня видеть Небо. Она была удивительным человеком, чувствовала все беды, просыпалась среди ночи, ощущая, что с кем-то из близких случилась беда. От неё шёл свет. На похоронах раввин назвал её ангелом. Я жил рядом с ангелом и не замечал этого… А когда она ушла, стало темно. Не только нам, близким людям — в Министерстве Образования, где она проработала десять лет, за ее рабочий стол никто долго не садился.. В Израиле в ее честь назван Центр семьи — «Майя»
Я всегда называл себя «злокачественным оптимистом». Строил планы на пять лет вперед, на десять. А после ее смерти мне впервые не захотелось жить, я долго не мог найти в себе силы, чтобы приступить к работе над новой книгой.
Знаете, что самое страшное? Это возвращаться домой, видеть темное окно и понимать, что тебя никто уже не ждет.
Я подводил итог своей жизни: вырастил двоих детей, посадил много деревьев, написал пятнадцать книг.. Что делать дальше? Писать шестнадцатую книгу?.. Для чего?.. Зачем?..
И тогда я вдруг почувствовал: чтобы жить дальше, надо исповедаться. И тогда я вдруг понял: мы ведь исповедуемся не для Бога, а для себя.
Долго не мог найти в себе силы, чтобы приступить к работе, но заставил себя и написал этот роман-исповедь.
Когда мои знакомые прочитали рукопись, они сказали что роман очень пронзительный и откровенный. И что, возможно, я пожалею об этой откровенности. Но я думаю, что успех этого романа именно в его искренности
— До этого ударов жизни вы не испытывали?
— Меня часто били. Отменяли спектакли по моим пьесам, рассыпали наборы моих книг, запретили прокат уже отснятого полнометражного фильма «Сорок минут до рассвета»… Но я все время поднимался. Меня долго не принимали в Союз писателей. Для поступления нужно было иметь две рекомендации, я предоставил шесть, причём от самых уважаемых писателей таких как Евгений Габрилович, Борис Ласкин, Григорий Горин… Но всё равно процедура приёма длилась очень долго. И когда, наконец, мне позвонили из Союза и сказали: «Вы можете приехать и забрать свой билет», я поблагодарил и попросил оставить его там, на память обо мне. Я уже сидел на чемоданах, перед отъездом в Израиль… Так я своего билета и не увидел.
— Александр Семенович, расскажите о ваших знаменитых фестивалях смеха?
— Когда я приехал из Советского Союза, решил провести Международный фестиваль смеха. Я был советским человеком и мне нужен был советский масштаб. Я пригласил лучших юмористов из Питера, из Москвы, из Габрово, из Одессы. Только из одной Одессы пришёл пароход и привёз около четырёхсот гостей, артистов, журналистов, туристов… Всего на открытии Фестиваля присутствовало около пяти тысяч зрителей – для маленького Израиля это астрономическое количество. Мэр Тель-Авива помогал мне, но не верил, что соберётся столько народа. Когда я вызвал его на сцену поднимать флаг открытия Фестиваля, он тянул за верёвку и шептал мне: «Ты сумасшедший, что все это затеял, а я сумасшедший, что на это пошел».
Фестиваль шел три дня, в трёх городах. Когда мы проводили последних гостей, я раздал всем своим сотрудникам по бутылочке валокордина и велел двое суток пить лекарство и отсыпаться.
Потом я предложил мэру создать в Тель-Авиве Центр Смеха. Он уже поверил в меня и спросил: «Что тебе для этого нужно?». Я сказал: «Дайте мне квартал в старом городе». Он расхохотался, ответил: «Квартал не могу, но офис дам». И через три месяца выделил мне большое двухэтажное помещение на очень льготных условиях. Я нашел людей с деньгами, предложил им открыть на первом этаже кафе, без какой-либо арендной платы, но за это они сделали ремонт помещения. На втором этаже поместилась выставка художников-карикатуристов и редакция юмористических журналов «Балаган», «Балагаша», и сатирической газеты «Неправда». Девиз ее был такой: «Пролетарии, всех стран улыбнитесь». Под девизом профили Маркса, Энгельса, Ленина и Каневского…
— Вы же, наверное, были всегда заняты? Как на это реагировали ваши близкие?
— Моя дочка как-то спросила у жены. «Мама как ты все это терпишь? Он писатель, он должен писать, а он вот уже шесть лет издает какие-то журналы, газеты. Сидит там дни и ночи, денег не зарабатывает… Почему ты молчишь?»
На что моя мудрая жена ответила: «Твой папа большой ребенок. Ему всегда нужна была игрушка. В Киеве это был красный бар в гостиной, в Москве — театр «Гротеск», в Израиле – эти журналы. Он скоро наиграется и бросит. Надо просто потерпеть».
— Что это за театр «Гротеск»?
— Это ещё одна моя затея. Когда в восемьдесят восьмом году забрезжила перестройка, пятеро человек — Эдуард Успенский, Григорий Гладков, Леня Якубович, Павел Дементьев, мой брат Леонид и я, обратились к Лужкову. Мы сказали: «У нас нет денег, но есть наши имена. Помогите». И Лужков помог нам открыть театр «Гротеск».
Театр был популярным. Кроме спектаклей, мы устраивали «Ночи Смеха», которые начинались в восемь вечера и оканчивались в восемь утра. У входа всегда толпились жаждущие попасть на представление.
А потом я переехал в Тель-Авив и открыл там редакцию, о которой только что рассказал.
— Журналы пользовались популярностью у населения?
— Да. И не только в Израиле: по странам СНГ их распространяло агентство «Роспечать», была подписка в Америке, были подписчики и в других странах, но… Знаете, я всю жизнь умел быстро и качественно создавать товар. Для редакций, для киностудий, для театров. А здесь я столкнулся с тем, что настало время, когда мало что-то создать, даже самое интересное – надо уметь эту продукцию реализовывать. Нужно было искать толковых директоров. А попадались либо «неумейки», либо жулики. А еврейские жулики – это жулики в кубе. Последний, меня просто «добил». Он брал под мое имя деньги, оставляя расписки. А потом исчез, а я три года за него расплачивался. В моём романе даже есть глава «Дорогие мои жулики». Эти персонажи мне очень дорого обходились, буквально.(смеется) Но я их даже любил, за яркость и неординарность. С одним таким почти что дружил. Он меня дурил все время. Смешной мужик был… В девяностые уехал в Москву, пробовал там играть в бандита и его убили.
— В Израиль вы перенесли все свои увлечения, вы издавали журнал и газету, устраивали фестивали юмора, писали книги, наверное, и театр в вашей новой жизни тоже был?
— Да. Я в Тель-Авиве открыл театр комедии «Какаду». В нем играли прекрасные актеры. Но русский театр в Израиле нужен только русской интеллигенции. А ее, к сожалению, все меньше и меньше. Двадцать лет назад, когда ещё не было русского телевидения и русских гастролёров, я один собирал залы по шестьсот-семьсот мест. Это поражало израильтян, ведь в Израиле ивритоязычный писатель не может собрать такую аудиторию. Да и не только в Израиле — это чисто российский феномен. Мэр одного из городов пришел на один мой вечер, отсидел до конца, конечно, ничего не понял, но, как сказал потом, «получил кайф», видя, как переполненный зал смеётся..
Но всё это было раньше. Потом пришло русское Телевидение, интернет, и волна российских гастролеров. Имя им – легион, по десять-пятнадцать театральных и эстрадных коллективов, звёзды кино, эстрады, телевидения… Я где-то пошутил, что с ними трудней бороться, чем с арабскими террористами.
— А ваши коллеги-сатирики, юмористы, пародисты?
— Тоже в большом количестве, независимо от качества.
— А уровень современной сатиры и юмора как вы оцениваете?
-Уровень, увы, упал. Таких артистов, как Аркадий Райкин, Мария Миронова и Александр Менакер, Зиновий Гердт, Борис Брунов, таких писателей, как Аркадий Хайт и Григорий Горин, увы, пока ещё нет. Счастье, что ещё есть Михаил Жванецкий. Он – уникальное явление не только в юмористике, но и во всей нашей жизни. Когда меня спрашивали по поводу юмора моих коллег, я отвечал, что я восхищаюсь их талантливыми произведениями, но я вижу технологию и понимаю, как это делается. А вот произведения Жванецкого проанализировать нельзя – это от Господа, у него прямая связь с небом..
— Может, падение уровня от вседозволенности?
— Вы правы. Нам приходилось пробиваться, как шампиньонам, сквозь асфальт цензуры и вечного «нельзя», поэтому многие шутки погибала под асфальтом, но те, что пробились, были острыми и качественными, хотя нам часто приходилось говорить эзоповым языком. И в «Кабачке 13 стульев» и в «Литературке». Что-то проскакивало, что-то запрещали. У нас была всего лишь одна тропинка, а у современных юмористов казалось бы есть много дорог, но они заблудились в них.
Я был огорчен тем, что происходило в России за последние годы на эстраде и на Телевидении. Много примитива, пошлости, брань, мат и шутки ниже пояса. Но меня больше огорчали не сами исполнители, а их зрители, которые с восторгом принимали любые непристойности и искренне хохотали и аплодировали. Это самое грустное – воспитаны новые всеядные зрители.
Но вот появились молодые ребята из передачи «Прожектор Перис Хилтон» и «Большая разница». Появились спектакли и телефильмы театра «Квартет И». Это уже что-то настоящее. Я думаю, что со временем в России появится другой юмор, и на нем будет воспитана интеллигентная, хотя и совершенно отличная от нас, публика.
— Может, для того чтобы появились талантливые юмористы, стоит опять проводить знаменитые семинары юмора в Москве?
— Я не думаю, что семинары будут полезны и привлекательны. То было время коллективов, сейчас – время одиночек. Сейчас в России все по другому, и содержание, и форма. Одно скажу, для юмора нет запретных тем. Ведь юмор не средство, а способ существования, своеобразное видение мира. У истинного юмориста мозги должны быть слегка набекрень. Он должен видеть все не так как видят другие.
Есть такой анекдот — эпиграф всей моей жизни, он всегда лежал у меня на письменном столе: «В одесском театре принимают плакат спектакля. Все хвалят, молчит лишь старый еврей-администратор. Его спрашивают: «Абрам Соломонович, вам, что не нравится?». «Нет — говорит он.». «Почему?». « Тут нету «Иди сюда!».
В прозе, в драматургии, на эстраде, в рекламе, а особенно, в человеке должно быть: «Иди сюда!».
— А что есть «Иди сюда!» в ваших новых книгах. Вы так до конца и не рассказали?
— В июне этого года выходят из печати две моих новых книги: в издательстве «Феникс» — сборник притчей, рассказов и ироничных стихотворений «Идущие на смех», и в издательстве «Зебра Е» — детектив с юмором, грустью и чуть-чуть с фантастикой «Кровавая Мэри».
В книге «Идущие на смех», я собрал свои лучшие рассказы. Многие из них экранизованы, по каким-то сделаны мультипликационные фильмы, сняты весёлые «короткометражки». Какие-то истории можно увидеть в старых выпусках «Фитиля». В книге восемьдесят иллюстраций. Нарисовал их великолепный Словацкий художник Милан Стан. Это великая книга…(смеется) в ней целых четыреста страниц.
А на написание детектива меня подтолкнуло и издательство, и мои друзья. Я придумал сумасшедший сюжет, постарался создать образы поярче, колоритные и запоминающиеся, а главное, постарался погрузить всё это в мой любимый жанр – трагикомедию.
Презентация обеих книг состоится в конце лета в Москве.
— Удачи Вам во всём!
— Взаимно!
Вернуться в начало раздела «Интервью»