Сначала было опубликовано в газете «Вести» в 2003-м году,потом её уже перепечатывали другие газеты и журналы, в России, Украине, Америке, Германии… Побывало оно и в разных интернет-изданиях.
Пришла пора поместить его и на собственном сайте.
От редакции: Мы предложили Александру Каневскому взять интервью у собственного брата Леонида.А потом подумали: было б здорово, если б и Леонид взял интервью у брата Александра! И, наконец, пришли к самому правильному решению: взять интервью у обоих братьев одновременно.
Решено – сделано!
ЗНАЕМ МЫ НАШЕГО БРАТА
(Интервью с братьями Каневскими)
— Прежде всего, заполните, пожалуйста, анкету, — предложили мы братьям.
— Каждый в отдельности?
— Нет. Одну на двоих.
Братья пошептались, присели к столу и через десять минут вручили нам заполненный листок:
«Я, Александро-Леонид Каневский, дважды родился в городе Киеве. Мне давно перевалило за сто лет. Я окончил Автомобильно — Дорожный институт и Высшее Театральное училище имени Щукина. Дважды переезжал в Москву, в первый раз в 1956-о году, второй раз – в 1982-ом. Одна моя половина около сорока лет работала в театрах, снималась в кино и на телевидении, вторая – нигде не работала, сидела себе за письменным столом, сочиняла всякие смешные истории и жила не хуже первой половины. Я – был членом трёх творческих союзов СССР, а двух из них (Союза Кинематографистов ССС и Союза Театральных Деятелей – дважды.) Я – Заслуженный артист России, обладатель двух Международных литературных премий и Лауреат Международного Кинофестиваля».
— Спасибо. Первый вопрос к вам, Леонид: вы много лет играли прославленного инспектора уголовного розыска – посоветуйте, с чего начать это интервью?
— С перекрестного допроса.
— Так и сделаем. Саша, что такое, по-вашему, юмор?
— Раньше я бы ответил, что юмор – это сатира, пропущенная через мясорубку цензуры. Теперь я отвечу, что юмор – это черта характера.
— Юмор – это талант?
— Скорее, болезнь. А ещё точнее, это – образ жизни, особое видение даже самых трагических моментов. У истинных юмористов мозги всегда немного набекрень.
— У моего старшего брата, — вмешался Леонид, — чувство юмора прорезалось вместе с молочными зубами. Ещё в школе он устраивал такие розыгрыши, что нашу маму каждую неделю вызывал директор.
— Леня, но ваши роли и в театре и в кино доказывают, что и вас чувство юмора не обошло стороной.
— С кем поведёшься!.. Есть в России такой афоризм: «Сатира помогает нам жить, а юмор — выжить». Чтобы выжить, имея такого старшего братца, мне необходимо было спасительное чувство юмора – ведь он меня бил.
— Не бил, а учил, человека из тебя делал. Правда, до конца не удалось: в восьмом классе он начал заниматься борьбой и штангой, бить его стало небезопасно, вот я и не доглядел – он пошёл в артисты.
— Это особенно огорчило папу – он был крупным специалистом по технологии переработки фруктов и овощей… Мечтал, что кто-то из нас пойдёт по его стопам. На Сашу он давно махнул рукой – тот уже с шести лет кропал стихи. А я был толстым мальчиком, любил покушать и папа часто брал меня с собой на фабрики, в совхозы…Я там с удовольствием ел, пил, пробовал, опять ел… Так продолжалось до седьмого класса.
— А что было в седьмом классе?
— Я поступил в драмкружок при клубе МВД.
— Ага! Значит, именно тогда милиция вошла в вашу жизнь?
— И театр…Я стал бегать на репетиции, в доме появился Станиславский и папа понял, что последователей у него не будет.
— Но покушать он по-прежнему любит, — ехидно уточнил Александр.
— А ты – нет?
— И я, — честно признался старший брат, — слава Богу, отсутствием аппетита мы оба не страдаем.
— Наличие такого аппетита не могло не сказаться на моей фигуре, – продолжил Леонид, — я был хорошо упитанным ребёнком – это меня очень огорчало, ведь я мечтал о кинокарьере.
— Но я же тебя успокоил.
— Да. Старший брат утешил: «Не волнуйся: уже есть широкоэкранные фильмы – поместишься». Но я решил на это не надеяться, перестал объедаться, отказывался от пирогов, тортов, пирожных… Стал усиленно заниматься спортом и занимаюсь до сих пор.
— Это видно – вы в прекрасной спортивной форме. А вы, Саша, как явствует из анкеты, окончили Автодорожный институт?
— Так точно.
— Он даже построил один мост, — похвастался старшим братом Леонид.
— Где именно?
— Не скажу, я хорошо отношусь к вашей редакции. Адрес моего моста я даю только врагам.
— Ладно, не надо конкретности, но куда вас направили после окончания института?
— Туда, куда я попросил. Я пришёл на комиссию по распределению и заявил: «С детства люблю города с двойным названием: Монте-Карло, Буэнос-Айрес, Баден- Баден… Поэтому пошлите меня в Кзыл-Орду». Они рассмеялись и спросили, почему именно в Кзыл-Орду? Я не успел ответить, ответил мой бывший декан, француз, остроумнейший, любимый всеми нами доцент Сюньи. Он сказал: «Я знаю, почему Каневский хочет в Кзыл-Орду: там женщины носят паранджу – это единственное, чего он с них ещё не снимал». Раздался хохот, и меня направили в Кзыл-Орду.
— Н-да. Оказывается, ваш аппетит был направлен не только на еду?
— А почему нет? Двадцать три года плюс повышенный темперамент.
— Он сохранился?
— Однажды в Москве, на телевидении, в передаче «Правду, только правду!» меня спросили, знаю ли я в себе какой-либо порок. «Знаю»,- ответил я. — «Большой порок?» — «Очень большой. Но, к сожалению, с каждым годом он становится всё меньше и меньше»… Я ответил на ваш вопрос?
— Вполне. А теперь вернёмся к вам, Леонид. Вы окончили Щукинское училище и потом служили в разных Московских театрах?
— Всего в двух: сперва в Ленкоме, а затем — в Театре на Малой Бронной. Мне, вообще, присуще постоянство.
— Вы работали с Анатолием Эфросом?
— Да. Он – мой учитель, гениальный режиссёр, счастье, что я попал в компанию его артистов.
— Он вас любил – ваше фото на обложке его книги «Репетиция-любовь моя».
— Я там в роли Трубача из спектакля «Снимается кино», небольшой эпизод.
— Но он очень нравился, о вас много писали. Вы, вообще, мастер эпизодов. Вспомнить вашего гангстера из «Бриллиантовой руки» — этот фильм принёс вам широкую популярность.
— Да, ещё до «Знатоков» меня стали узнавать на улицах. Женщины интересовались, не накладные ли волосы у меня на груди, мужчины спрашивали, на каком языке я там ругаюсь.
— А, действительно, на каком?
— Это абракадабра, я её сам придумал. Собрал имена и фамилии своих друзей, знакомых, добавил разные заграничные ругательства… Гайдай смеялся, ему понравилось.
— А где вы снимались первый раз?
— Это уже вопрос ко мне, — вмешался Александр.- На «Белорусьфильме» был запущен в производство фильм «Сорок минут до рассвета» по сценарию моему и покойного Роберта Виккерса. Там снимались известные актёры, такие как Глеб Стриженов, Дмитрий Милютенко. Лёня тогда только окончил Щукинское. Я попросил режиссёра Бориса Рыцарева пригласить Лёню на какой-нибудь эпизод. Его вызвали. Он прилетел, счастливый и гордый, рассчитывая, конечно, на главную роль. Но Рыцарев предложил ему сыграть завмага в деревне, небольшой эпизод.
— Конечно, я был в шоке,- продолжил Леонид. – Я сказал режиссёру: «Боря, где ты видел заведующего сельпо в белорусской деревне – с моим лицом..?!» Это было убедительно, режиссёр задумался, посмотрел на меня, посмотрел в сценарий и вдруг его осенило: «Даю биографию: твой завмаг-еврей остался здесь после войны!»
— Саша, ваши творческие пути с братом потом ещё пересекались?
— И потом, и до. Ещё учась в Щукинском, он часто звонил из Москвы и требовал, к примеру: «Напиши мне монолог к Восьмому Марта». Я отвечал: «Мне 
некогда, возьми что-нибудь из сборника моих рассказов» Через десять минут звонила мама: «Почему ты ребёнка обижаешь? Немедленно напиши ему рассказ!» Я тут же перезванивал ему в Москву и орал: «Ты почему маме жалуешься? Она же нервничает!» А он очень спокойно отвечал: «А ты напиши, не волнуй маму».
— Приходилось писать?
— Конечно, он же – вымогатель.
— Лёня, а в спектаклях вашего брата вам приходилось когда-нибудь играть?
— Чтобы не упрекали в семейственности, я никогда не предлагал свои пьесы театрам, в которых он служил, — ответил Александр.
— А театр «Гротеск», — напомнил Леонид, — я же был там и членом худсовета и участвовал в твоих шоу-программах.
— А что это за театр? – поинтересовались мы.
— Как только замаячила перестройка, мой братец-авантюрист решил создать свой театр. Пригласил в художественный совет меня, Эдуарда Успенского, Григория Гладкова, Павла Дементьева и Леонида Якубовича. Я его, как мог, отговаривал, но он уже завёлся – пошёл к Лужкову (Тот был тогда заместителем мэра Москвы) и получил шикарное помещение на Таганке.
— И театр состоялся?
— Конечно.
— Саша, пожалуйста, чуть подробней.
— Мы открылись грандиозным представлением «Ночь Смеха», начиналось в восемь вечера, кончалось – в восемь утра. Действие происходило и на сцене и в фойе: там были выставки суперкарикату-ристов — Пескова, Дубова, Златковского… Продавались специально заказанные майки с нашей эмблемой, были выставлены забавные меховые «микробы Театра Гротеск», проводились весёлый театрализованный аукцион и денежно-пищевая лотерея, в которой, выигравший билет получал смешной приз, к примеру, курицу, а остальные номера этой серии – по яйцу: высиди сам!.. Перед началом подбегает ко мне наш администратор и встревожено сообщает: «У нас ЧП, в театр пробрались двое нищих, поют антиперестроечные частушки, им бросают деньги… Надо их срочно выставить». А я говорю: « Нельзя выставлять на публике – это скандал. Пусть поют дальше»… Администратор не знал, что это были два загримированных актёра нашего театра, которым я специально написал эти частушки и отрепетировал с ними их «нищенство».
— А кто участвовал в этом шоу?
— Во-первых, все члены худсовета: братец Лёня, Григорий Гладков со своим ансамблем «Кукуруза», Эдуард Успенский, Павел Дементьев с рок-группой «Музыкальная хирургия» и я… Я обзвонил своих коллег, самых популярных, и сказал: ребята, денег нет, всё, что заработаем от сбора, разделим между вами – это будет, конечно, по чуть-чуть, но помогите создать театр… И вы знаете, все откликнулись, все пришли!.. И Сергей Юрский, и Аркадий Арканов, и Михаил Мишин, и Татьяна Догилева, и Семён Альтов, и Лёва Новожёнов, и весь «Крокодил», и вся «Литературка», клуб « Двенадцать стульев»… Вёл это представление тогда ещё неизвестный телезрителям Леонид Якубович, собственно, с этого вечера и началась его карьера шоу-мена. Кто не мог приехать, прислали свои книги и пластинки для аукциона: Жванецкий, Горин, Задорнов…
— Как приятно, что существовала солидарность клана.
— Да, тогда не всё измерялось деньгами, были другие приоритеты.
— Прошло успешно?
— Ещё как! Зрители до восьми утра не расходились. В тот же день появились три потрясающих статьи в трёх газетах, помню одно из названий: «Ах, зачем эта ночь так была коротка!»
— Желающих попасть было много, билетов на всех не хватило, — вмешался Леонид, — Народ так штурмовал вход, что меня и главного редактора «Крокодила» Владимира Пьянова, которые чуть опоздали, милиция подсадила и протолкнула в специально открытое окно туалета на первом этаже – иначе попасть было невозможно.
— В Израиле не хотите создать такой театр?
— Ради Бога, не подавайте ему эту идею! – взмолился младший брат. – Он уже имел там и Театральную Гостиную, и газету «Неправда», и журналы «Балаган» и «Балагаша»!…
— Так чего же вы их закрыли?
— Я – плохой бизнесмен. В той жизни я умел делать товар, но его всегда продавали другие. В этой — я лихорадочно искал директоров, но приходили либо неумейки, либо профессиональные жулики. Вот и надоело сидеть месяцами без зарплаты и держать своих помощников на полуголодной диете.
— К сожалению, — это нормальная сегодняшняя ситуация. А теперь поговорим о театре «Гешер», в котором вы, Леонид, служите, оставив знаменитый «Театр на Малой Бронной, где вы были одним из премьеров. Вы связали свою судьбу с русскоязычным, а ныне, двуязычным театром в Израиле. Это был огромный риск, как вы решились?
— Обстановка в Москве подтолкнула: театры пустовали, в то тяжёлое время людям было не до искусства. Хотя я и тогда много работал: концерты, творческие встречи, съёмки в кино и на Телевидении… Но полупустые театры… Это было грустно, оказалось невостребованным дело, которому я служил всю жизнь. А тут, Женя Арье предложил войти в труппу создаваемого им театра. Честно говоря, я немного растерялся: в пятьдесят лет совершать такой кувырок!.. А потом подумал: а почему нет? Это же здорово: вернуться во времена молодости, когда Анатолий Васильевич Эфрос делал театр Ленком, вернуться в 1963-ий год, но уже со своим жизненным и актёрским опытом. И я принял предложение Жени, тем более, что я знал его как режиссёра, и ещё знал, что он почитатель Анатолия Васильевича… Да и отъезд в Израиль брата — тоже подталкивал.
— Я его заманивал оттуда, писал «Письма брату».
— Которые я не получал – он их публиковал в газетах, журналах, мне их передавали друзья и просто знакомые, но не брат!
— И всё-таки, Леонид, это очень смелое решение, вы были так популярны в СССР, о вас уже сочинялись анекдоты, вас приветствовали прохожие, вас обожали милиционеры, для вас были открыты все служебные входы продуктовых магазинов… Не жалеете?
— Некогда жалеть: в год выпускаем по два-три спектакля, вечерами играем, днём репетируем. Нас прекрасно принимают зрители, мы участвовали почти во всех театральных фестивалях Мира, много раз получали призы. Во главе театра — талантливый режиссёр, в театре – прекрасные артисты, уже получившие признание и популярность. Театр настолько высокого уровня, настолько Московский, что у меня пропадает ощущение переезда. Кстати, совсем недавно мы очень успешно выступали в Москве, на сцене МХАТа… За эти годы я снимался во многих фильмах, Израильских, Российских, Грузинских, и в десяти сериях продолжения «Знатоков», сейчас снова снимаюсь в Москве, в новом телесериале, так что — скучать не приходится, тем более, что половину времени я провожу в Москве и общаюсь со своими друзьями.
— А теперь аналогичный вопрос к вам, Саша: вы были преуспевающим, писателем, ваши произведения издавали, ставили на сценах театров, экранизовали. Вы зарабатывали много денег, имели даже свой театр. Как вы рискнули всё это бросить? Почему вы уехали в Израиль?
— Этот вопрос мне задают во всех интервью, причём, так часто, что я уже сам стал об этом задумываться… Да, было благополучие, но… Я не могу жить без будущего, а это было время, когда исчезла перспектива, пропало «завтра», оставалось только «вчера».
— Вы жалеете, что приехали в Израиль?
— Нет. Я полюбил эту страну, у меня там уже много друзей.
— Саша, если конкретизировать, против чего вы больше всего выступали и выступаете?
— Против ханжей, жуликов, невежд, приспособленцев, бюрократов, дураков…
— И каков результат?
— Честно?
— Честно.
— Боевая ничья.
— А вам, Леонид, в вашем сериале про «Знатоков» удалось достичь более эффективных результатов?
— На экране – да, в жизни – не уверен. Но мы старались.Для нас было главным – правдиво передать человеческие взаимоотношения,понять психологию человека, совершившего преступление.
— Лёня, вы оба всегда были известны и богаты, у вас было много друзей, так?
— Так. Но не точно сформулировано. Во-первых, насчёт богатства – несколько преувеличено, а во-вторых, насчёт друзей: не было, а есть.
— И причём здесь богатство? Разве друзей можно купить? Их можно только продать.
— Тот редкий случай, когда я со своим старшим братом полностью согласен: мы умеем приобретать друзей и очень дорожим ими, часто встречаемся, обожаем дружеские застолья.
— Особенно, Лёня. Он умеет по-гусарски загулять, шумно, весело, до утра.
— А ты нет?
— И я тоже. Но в этом ты лидируешь.
— Саша, вам, наверное, не раз говорили, что вы внешне очень похожи?
— Конечно. Однажды, во время моего выступления, из зала пришла записка:«У вас с вашим братом одно лицо, правда?» Я ответил: «Правда. Мы его носим по очереди». И усы у нас переходящие.
— Что это значит?
— До двадцати пяти их носил я, после двадцати пяти – он. Однажды, когда у нас двоих брали интервью на Всесоюзном Радио, диктор решила порадовать меня: «Вы очень похожи на своего брата, и голос у вас такой же, как у него!» И тут я заорал на всю страну: «Это он похож на меня!.. Я – старший! Это моё лицо и мой голос – он похитил их у меня и выдал за свои. Он даже имя у меня украл: назвался в сериале Шуриком, а это я – Шурик, я!».
— А как вы, Леонид, на это отреагировали?
— Я ему очень спокойно ответил:«Попробуй, теперь, докажи». А, вообще, мы, действительно, похожи, поэтому ему часто приходилось ставить автографы за меня, а мне – подписывать его книги.
— Спасибо, братики, не будем вас больше мучить. Успехов вам, здоровья и благополучия. Нам бы хотелось, чтобы финал этого весёлого интервью был лирическим и трогательным. Саша, у вас есть что- нибудь этакое?
— Конечно. Ведь юмористы сентиментальны. Я прочитаю несколько строк из стихотворения, которое читал на Лёнином дне рождения
… Ах, Лёня, Лёня, дорогой мой братик,
Исколесили много мы дорог,
На сколько нам ещё бензина хватит
И сколько нам осталось – знает Бог.
Но нету, нету, нету угомону,
Бежим, бежим, бежим, бежим по кругу,
И вместо встреч – звонки по телефону,
И привыкаем жить мы друг без друга.
Но папы с мамой фотографии, как фрески,
На стенке, чтобы нам напоминать:
Мы спаяны фамилией Каневский,
И друг от друга нас не оторвать!